Пятничные сиськи: любвеобильная Джованна, секс, чума и начало Ренессанса, Неаполитанское королевство, Италия, XIV век.
Чумной прогресс
Говорят, страшная чумная пандемия XIV века не просто унесла жизни миллионов, но и породила социально–экономический взрыв в Европе. Осознав бренность своего существования и тщетность религиозных надежд, оставшиеся в живых углубились в научно–технический прогресс и гуманистическое мировозрение, вызвав подъём эпохи по всем статьям народного хозяйства. Жить стало веселее: церковь грустно сливала светской власти, на смену феодальной зависимости шёл свободный рынок труда, а в городах расцветали самоуправление и цеховая демократия. Да что там говорить, благодаря чудовищному тесту на иммунитет, уцелевшие после чумы дали более здоровое потомство, люди начали дольше жить, женщины раньше созревать, а вопрос гигиены перестал быть пустым звуком.
Но для нас Возрождение это в первую очередь культура, и вот здесь с чумой не всё так однозначно. Дело в том, что первые основоположники нового реалистичного искусства появились в Италии задолго до пандемии 1346–53 годов. Данте, Джотто, Бокаччо и Петрарка уже вовсю творили свои шедевры, тема культа приобретала всё более человеческие черты. Даже младенца Христа наделили пиписькой, ведь популярные монахи–францисканцы подчёркивали: Иисус не просто Бог, он из наших, из людей!
На этот же период Проторенессанса приходится взлёт и падение Неаполитанского королевства, неразрывно связанного с Анжуйской династией Капетингов. Лишившись Сицилии после резни 1282 года, французы по прежнему царили на юге Аппенинского полуострова, и об этом наш сегодняшний средневековый репортаж.
Дедушка Роберт
Блистательный Александр Дюма в своих "Знаменитых преступлениях" коснулся фиаско Анжуйского дома в Неаполе, по привычке окружив его куртуазным флёром и художественным враньём. На деле, королевство сгубили глупость и беспутство его четвёртой повелительницы, королевы Джованны (Иоанны) I, главной лирической героини писателя. Но предпосылки краха были заложены ещё раньше, её дедушкой Робертом Мудрым, запудрившим мозги потомкам масштабами своей фигуры. В отсутствии ярких побед и продуманной политики, он строил империю династическими браками и грандиозными планами, войдя в историю, как собиратель земель, философ и меценат.
Затратив кучу усилий, времени и заёмных средств, славный король, тем не менее, остался в тех же скромных пределах, что и начинал, раздираемый местными феодалами, балканскими родственниками и флорентийскими банкирами. Под конец Роберт здорово сдал и завещал трон внучке Джованне, тогда как фактическая власть уже давно принадлежала двум бойким кумушкам (вдовам его умерших братьев), окруживших себя отвязной гламурной тусовкой. В результате, неаполитанский двор являл собой пестрый клубок средневекового коварства и весёлого разврата. Современники называли его "публичным домом", что для того романтического времени считалось не совсем приличным.
Куртуазная любовь
В отличии от сурового раннего Средневековья, когда доблестный рыцарь готов был оприходовать любую понравившуюся ему даму в лучших традициях Порнохаба, последующий период добавил отношениям полов возвышенных и поэтических красок. Куртуазная любовь — самая оригинальная придумка Средних веков, превратившая банальный половый акт в нескончаемую прелюдию. Зародившись в Южной Франции, поначалу не большее, чем игра, но вскоре — новая общественная философия, захватившая Европу и до сих пор владеющая умами. Поток баллад, стихов, песен и философских трактатов вознёс женщину на сверкающий пьедестал, но в обычной жизни она по прежнему оставалась существом второго сорта и потенциальной жертвой насилия.
При этом Церковь всячески старалась подавить сексуальность богобоязненного населения, придумав кучу правил и препон. В семейной жизни мирянам оставили лишь "миссионерскую позу" в темноте, с закрытыми глазами, по определённым дням и для зачатия ребёнка. И никаких внебрачных связей, оралов, аналов и прерванных эякуляций. Особые опасения вызывали женщины, как похотливые "приманки Дьявола", по меткому определению Святого Августина. Поэтому, дорвавшись до власти, многие высокопоставленные дамы отрывались, как могли, убирая все преграды для личной свободы. И Джованна не стала здесь исключением.
Внучка Джованна
Уже через короткое время одна из её авторитетных тётушек получила смертоносный заряд отравленной клизмы, негативно сказавшийся на её здоровье, а вслед за ней на тот свет отправился и венгерский муж–кузен королевы Андрей, смешно дрыгавший ногами на башне семейного замка. Расчистив династическое поле, Джованна предалась приятному времяпровождению, как тут над королевством сгустились тучи. По–большому счёту, юная синьора не делала ничего плохого, она не стремилась завоевать соседей или доминировать над окружаюшими. В силу необходимости, королева устранила одну из тётушек, чтобы не находиться между двух огней, и мужа, который упорно лез во власть. 20–летняя девушка всего–то хотела любить и красиво тусоваться: Боккаччо читал ей главы Декамерона, Петрарка посвящал стихи, остальные не скрывали восхищения и по первому зову прыгали в постель. Казалось бы, чего ещё желать от жизни, когда в Неаполе внезапно взбунтовался народ, а на горизонте показались злоипучие венгры. И даже скорый второй брак, призванный усилить трон твёрдой мужской рукой, ситуации не изменил. Мстительный брат убиенного Андрея, венгерский король Людовик (или Лаош по ихнему) устроил в Неаполе форменное судилище, но Джованне с новым мужем удалось ускользнуть в свои французские владения в Авиньоне, с некоторых пор ставшие штаб–квартирой римских пап.
Мальчишник в Авиньоне
Ситуация складывалась так, что куда бы не ступала нога нашей героини, везде её ожидали вакханалии и излишества, и папская резиденция в Авиньоне — яркий тому пример. В начале XIV столетия папа Климент V сбежал от римского беспредела и обосновался под боком у своей анжуйской любовницы. Вскоре в Авиньоне вырос шикарный и комфортабельный дворец, и поскольку все последующие папы были французами, то и служба у них началась по–французски жизнерадостная. Хотя современники так описывали эту цитадель христианской веры: "С папских времен во Францию прокралась порча, безнравственность и разврат, ибо только через пап французский народ узнал любовь к роскоши, великолепию и распущенности, при этом нельзя забывать и национальный французский порок — клевету". И это пишет секретарь авиньонского Святого Престола Николя де Коленжи.
По версии Данте Алигьери, большинству пап и вовсе место в аду, и Франческо Петрарка вторит ему в унисон: "Услышанное нами о Вавилоне — ничто по сравнению с Авиньоном, ибо здесь можно увидеть воплощение того, что написано... о сладострастии и разврате богов".
Девичник в Монастыре
Богоугодные дела требовали немалых затрат, и сменщик Климента папа Иоанн XXII тарифицировал пороки прихожан, устанавив твёрдые расценки на отпущение любых грехов, от онанизма до инцеста. Денежки потекли рекой, Церковь выжимала из европейцев миллионы золотых дукатов! И никакой кризис или болезни помешать этому были не в силах, духовное здоровье важнее! Неудивительно, что по приезду Джованна тоже внесла свой вклад в оздоровление сограждан — организовала бесхозных авиньонских проституток в закрытое секс–сообщество под присмотром монахинь, с кодовым названием "Монастырь". У девочек появилась не только крыша над головой, но и особая форма одежды, свод правил работы с клиентами, личный врач, инструктор и даже фейс–контроль. Всё это позднее пригодилось Святому Престолу в организации секс–индустрии в Риме. Папство было настолько растрогано почином, что тут же провело открытый процесс по реабилитации Неаполитанской королевы в деле убийства её мужа Андрея. Окончательный вердикт поражал стройностью формулировки: да, Джованна принимала участие в преступлении, но под влиянием дьявольского наваждения! Шах и мат, венгерские оккупанты!
P. S. Mementō morī
Чума 1348 помешала венграм до конца разграбить Неаполь, злой кузен Лаош бежал подальше от заразы, и Джованна наконец смогла вернуться домой. Позднее выяснилось, что за оправдательное решение по суду она продала папству фамильный Авиньон по сходной цене в 30 тыс. дукатов. Но на венгерского короля это не произвело должного впечатления, и ей пришлось откупаться от него ещё за 300 тысяч. Подобные вливания в балканскую экономику почти полностью подрубили Неаполитанское государство. Оно захирело и опустело. Лишь двор его неугомонной правительницы по–прежнему искрился карнавальным блеском, но это выглядело уже пиром на чумном погосте.
Два последующих брака Джованны оказались ещё более бестолковыми, и в конце концов королевство у неё отобрал троюродный брат герцог Карл III Дураццо, в которого она тайно была влюблена. Ловкий молодой человек, воспитанный всё тем же венгерским дядей Людовиком–Лаошем, сначала развеял эротические фантазии своей 50–летней сестрицы, а потом и вовсе повелел задушить её, чтобы бедняжка не путалась под ногами. Таков печальный финал нашей средневековой драмы.
И "Мёртвые любовники", кисти безымянного немецкого художника, какбы кивают нам в подтверждение никчёмности земной суеты и неизбежного тлена. Особенно доставляет жаба, призванная подчеркнуть греховность тайных женских желаний.
© d3.ru
